Как можно использовать генетические данные человека для манипуляций, как соотносятся в развитии ребенка наследственность и среда и каким должен быть исследовательский путь молодого ученого рассказала научный сотрудник Лаборатории когнитивных исследований и психогенетики Томского государственного университета Дарья Мацепуро.
— Дарья, расскажите, где вы работаете, какая у вас специальность?
— Я работаю в Томском государственном университете, в Лаборатории когнитивных исследований и психогенетики, которая была создана по мегагранту в 2011 году вернувшейся из Великобритании профессором Юлией Ковас и международным коллективом исследователей. По своей основной специальности я историк-международник, кандидат исторических наук.
Наша лаборатория — это одно из подразделений Международного центра исследований развития человека. Мы занимаемся междисциплинарными исследованиями в области когнитивных способностей, феномена математической тревожности и одаренности, ощущения счастья и благополучия, психогенетикой, изучением индивидуальных различий, например предрасположенности детей к определенным дисциплинам. В этом нам помогает уникальный ресурс — Российский школьный близнецовый регистр, который был создан нашей лабораторией. Мы используем генетически информативный дизайн исследования, который позволяет оценить вклад средовых и генетических факторов в те или иные характеристики человека.
На сегодняшний день я занимаюсь изучением правовых, этических и социальных аспектов исследований, в том числе тех, которые носят генетически-информативный дизайн. Это еще один важный междисциплинарный блок работы нашего Центра, который реализуется совместно с международными партнерами, в том числе из Голдсмитса (подразделения Университета Лондона, — прим. Indicator.Ru). С прошлого года я участвую в реализации проекта по изучению правового регулирования геномных исследований, который был поддержан РФФИ. Его цель состоит в выработке практических рекомендаций для действующего законодательства, которые позволят сделать его более эффективным, и внедрить обновленные механизмы правового регулирования геномных исследований и защиты данных.
— Вам нужно разбираться в генетике, чтобы изучать правовой аспект этой сферы?
— Междисциплинарность подразумевает использование опорных методов различных научных направлений и вовлечение в исследовательские коллективы специалистов из разных научных областей. Но, конечно, поскольку мы работаем над общим проектом, то психологам приходится изучать основы генетики; правоведам, юристам, или лингвистам — основы психологии, понимать хотя бы базовые вещи. В этом заключается сложность междисциплинарных исследований, но этот симбиоз как раз и дает эффект, который приводит к генерации нового научного знания.
— Какие именно аспекты правового регулирования генетических исследований вы изучаете?
— Мы исследуем действующее российское законодательство. Нормы меняются на глазах: например, не так давно была принята Федеральная научно-техническая программа развития генетических технологий на 2019–2027 годы. Это очень сложная тема, которая касается фактически каждого из нас. Потому что генетическая информация — это данные, которые не теряют актуальности на протяжении всей жизни человека. Кроме того, она влияет и на будущее поколение. К кому попадет эта информация, каким образом она будет храниться, какими правовыми механизмами будет регулироваться обращение с генетическими данными – пока этот вопрос остается открытым и для России, и для остального мира.
— Сейчас очень много говорят о генетических технологиях, которые применяются в сельском хозяйстве. Однако в России запрещено производить ГМО для употребления в пищу, речь может идти только о научных исследованиях, экспериментальной селекции. Как вы считаете, этот запрет не угнетает развитие биотехнологий и генетики в России?
— К сожалению, я не могу это прокомментировать, потому что мы не занимаемся ни генетикой, ни биотехнологиями. Мы рассматриваем эти процессы с другого ракурса, изучая риски, связанные с использованием генетических данных человека. Например, мы уже сейчас знаем, что есть моногенные мутации — они определены одним геном. При этом секвенирование генома становится все проще, доступнее и дешевле. Эти технологии можно использовать как манипулятивный инструмент. Например, если страховая компания знает, что у человека 100% предрасположенность к определенному заболеванию, это может стать поводом манипуляций со страховыми премиями. Еще один пример — это «охота за головами» при приеме на работу. Подобные вещи ставят под угрозу человека, и именно человек оказывается самым незащищенным на текущем витке развития. Множество технологий служат человеку на благо, но в то же время они ставят под угрозу его безопасность и личное пространство.
— Можете рассказать о заблуждениях, на которых могут основываться эти манипуляции? Все-таки генетика — довольно сложная область, всегда возможно недопонимание, преувеличение.
— Наверное, одна из самых распространенных «городских легенд» — это когда люди по любому поводу отвечают: «Это все гены». Вообще генам приписывают слишком большое значение. Наукой уже доказано, что большинство наших черт определяется не собственно генами, а очень сложными процессами генно-средового взаимодействия. На нас влияют как гены (предрасположенность, которую мы имеем при рождении), так и среда. И как раз близнецовые исследования позволяют нам делать выводы, какой вклад в тот или иной признак вносят гены, а какой — среда. И если с генами мы ничего сделать не можем, то с условиями среды мы можем работать.
— Вы говорили про регистр близнецов. Сколько людей туда входит, как они туда отбирались?
— Российский школьный близнецовый регистр – это уникальный ресурс для науки. Он был создан нашей лабораторией в 2011 году и постоянно пополняется новыми участниками. Для участия в проекте достаточно просто заполнить форму согласия на сайте. За несовершеннолетних детей это делают их родители. Далее мы проводим тестирование вербальных и математических способностей близнецов, а также используем психофизиологическое оборудование, делаем электроэнцефалограмму, снимаем активность мозговой деятельности в период выполнения различных заданий. И здесь я хотела бы пояснить важный момент: есть монозиготные близнецы – это генетически стопроцентно идентичные люди, а есть дизиготные близнецы, или, как принято их называть, «двойняшки» — у них разный генетический набор. Дизайн наших исследований позволяет отделять вклад среды от вклада генов, например, в способности детей к изучению математики. Стоит отметить, что возраст наших участников не ограничивается школьными годами, у нас есть проекты и для дошкольников и исследования с близнецами в возрасте от 17 до 25 лет.
— Вы уже можете оценить это соотношение?
— Наши исследования говорят о том, что только 60% предрасположенности к математике связано с генами. 40% вклада вносит среда. Поэтому эффективная работа и создание оптимальной среды действительно позволит ребенку быть более успешным. И это верно не только для математики.
— Вы исследуете близнецов, но как раз для них среда более или менее одинаковая. Они растут в одной и той же семье, родители вряд ли делают различия между ними. Как вы понимаете, на что повлияло воспитание, а на что — гены?
— Мы проводим анкетирование и опросы, в рамках которых участники исследований рассказывают о среде, в которой живут. Или, например, разбираем конкретные ситуации в семье: одним ребенком некое происшествие может быть воспринято более тяжело, а другим ребенком — как нечто нормальное.
Вот, например, злободневный вопрос для родителей близнецов: стоит ли разделять детей при обучении в школе или отдавать их в одну школу и в один класс? Недавнее исследование под руководством Ковас показало, что нет никаких оснований к принятию однозначного жесткого решения — оно должно приниматься сбалансированно, в зависимости от каждого конкретного случая. Для одних детей лучше учиться вместе, а для других допустимо разделить детей — отдать в разные классы или даже школы. Но обязательно должно учитываться множество факторов, например обстановка в классе, взаимоотношения с родителями, подходы педагогов, а также персональные потребности внутри близнецовой пары.
— Как вы себе представляете будущее вашей научной сферы? Например, если говорить о генетике, сейчас часто можно услышать, что в будущем можно будет сконструировать себе здорового ребенка, «заказать» цвет его глаз…
— Да, об этом сейчас говорят многие эмбриологи, и это очень страшно. Я надеюсь, что тот правовой вакуум, с которым мы сейчас работаем, не позволит нам, во-первых, настолько вмешиваться в естественные процессы, а во-вторых, навредить человеку. Я надеюсь, что современные исследователи, российские и зарубежные, понимают социальную ответственность, которая на них возложена перед человеком и перед человечеством. И я бы очень хотела, чтобы прогресс, которого достигает научное сообщество, никогда не был бы во вред человеку, как главному получателю благ научного знания. Я надеюсь, что результатом наших исследований станет выработка эффективных индивидуальных программ, которые будут отвечать особенностям школьников и позволят им быть более успешными в освоении математики и других наук.
— В каком возрасте и почему вы решили стать ученым?
— Какого-то знакового события, которое привело меня в науку, не было. Это был осознанный выбор, ну и жизненные обстоятельства сложились так, что я оказалась в аспирантуре — меня рекомендовали к обучению после успешной защиты диплома. Я занималась изучением архитектуры европейской безопасности и взаимоотношений России с Европейским Союзом. Преподавала на кафедре, участвовала в научно-образовательных мероприятиях, ездила на конференции и это меня очень вдохновляло. Так я и осталась в науке. И, конечно, отдельное спасибо моим учителям, они помогли мне утвердиться в правильности выбора.
— Давайте поговорим о том, насколько привлекательна наука для современной молодежи. Может быть, вы что-то посоветуете тем, кто сейчас стоит на пороге научной карьеры? Какие области вы бы назвали в своем направлении самыми перспективными?
— Помимо науки, я занимаюсь еще развитием образовательного компонента — магистерской программой. На базе нашего Центра реализуется междисциплинарная англоязычная магистерская программа «Развитие человека: генетика, нейронаука и психология», которая объединяет студентов из различных регионов России, из дальнего и ближнего зарубежья. Сейчас я вижу, что молодые люди все более осознанно выбирают дальнейшую траекторию развития. Поскольку наша магистерская программа носит академический характер, то к нам приходят люди, ориентированные на научную деятельность и академическую карьеру. И ставку, конечно же, стоит делать на междисциплинарность.
Я говорю не о том, что, будучи физиком, нужно все забросить и пойти изучать биологию. Надо понимать, что развитие происходит более эффективно, когда ваши знания и навыки комплементарны и «нанизываются» на одну ниточку, а не происходит разворот на 180 °. Поэтому будущим ученым — тем, кто только думает, пойти в науку или нет, — я предлагаю выбирать более фундаментальные области, где есть междисциплинарный компонент. Не делать ставку на хайп, а смотреть вперед и заниматься серьезными вещами, потому что наука – это не развлечение. Если человек идет в науку, то он должен понимать, что это долгий путь. Да, «наука находится в стадии черновика», но это не значит, что его можно написать как попало. Это постоянный труд и постоянная ответственность исследователя за тот результат, на который он работает.
— О чем бы вы хотели предупредить молодых людей, которые только начинают исследовательскую работу?
— Ученый – это тот человек, который ставит на карту самое дорогое — свой интеллект. И он не знает, сыграет эта ставка или нет. Ученый всегда должен быть готов к трудностям, и он не может предположить, какими они будут. Но он должен быть готов преодолеть их и двигаться дальше.
— Как выпускнику понять, стоит или не стоит идти в науку, если он выбирает, куда поступать? Может, человек пойдет учиться на менеджера, а из него получился бы прекрасный физик.
— На самом деле в любой области научного знания есть сфера прикладная, а есть фундаментальная. Есть что-то — какое-то провидение, — которое человеку дает понять, что все-таки наука — это его. На своем личном примере я могу сказать, что после защиты диссертации в течение почти пяти лет я работала в реальном секторе, в технологическом бизнесе, на крупных проектах. Однако поняла, что не могу без университета и только в академической среде чувствую себя на 100% комфортно в плане профессионального и личного развития. И пусть этот путь нелегок, но он мой, он близок мне, и я готова двигаться именно в этом направлении. Поэтому, наверное, нужно слушать свое сердце — насколько в нем откликается идея постоянного поиска, познания, порой непростого, и творчества, потому что наука – это всегда творчество.
— Какие советы вы дали бы школьникам, которые выбирают будущую профессию?
— В первую очередь надо понимать, что наука — это большой труд, который не терпит пренебрежительного отношения. Школьникам, и, может быть, студентам, которые сейчас учатся, мой главный совет – это не жалеть себя и ориентироваться на высший результат. Вы должны быть в постоянном движении. Человек должен понимать, что наука — процесс самоактуализации себя как специалиста, как молодого ученого, а также непрерывный процесс познания и научного поиска. Поэтому я советую школьникам больше читать, усердно учиться и, конечно, прислушиваться к себе, делая выбор.
— Давайте поговорим немного о вас. Есть ли у вас необычные хобби?
— Я люблю йогу. Она позволяет мне ощутить баланс, восстановить силы, достичь эмоционального равновесия. Еще я коллекционирую статуэтки ангелов, привожу их из тех мест, где я бываю. Мои близкие знают об этом увлечении и тоже часто балуют меня.. Люблю читать классическую литературу.
— Если бы вы могли отправить себе письмо на пять-десять лет назад, что бы вы написали?
— Я рада, что моя жизнь такая, какая есть. Так что я бы написала: «Так держать, ты на правильном пути».
— Какого художественного персонажа вы бы хотели видеть сотрудником своей лаборатории?
— Возможно, волшебника Гудвина из произведения Александра Волкова. Гудвин – это одиозный персонаж, который где-то хитростью, где-то своей смекалкой достигал цели и заставлял других удивляться и верить. Чего стоит «эффект плацебо» в его ловком исполнении! Он был мечтателем, способным на нетривиальные поступки, и очень незаурядной натурой. Таких людей порой не хватает в исследовательских коллективах.
— Посоветовали ли бы вы своему ребенку избрать научную карьеру?
— Совет – это всегда очень большая ответственность. Мои дети видят, сколько времени я отдаю работе, как она важна для меня и насколько позволяет мне чувствовать себя счастливой. Когда дочка приходит ко мне в лабораторию, она говорит: «Мама, больше я в детский сад ходить не хочу. Хочу открыть открытие». Так что пусть это будет личный выбор ребенка. Я буду в любом случае рядом и помогу, зная, что это непростой путь.
Читать подробнее: Indicator
