Иркутские археологи обнаружили «сидячие» захоронения
Завершают полевой сезон археологи Иркутского госуниверситета. Вернулся с раскопок и кандидат исторических наук Иван Бердников, руководитель одного из поисковых отрядов. На нашей встрече он сразу отверг мои поздравления с окончанием поля.
– Раскопки позади, но в сентябре мы будем еще проводить археологическую разведку по всей области, чтобы оценить перспективы того или иного участка для дальнейших исследований.
– Какой период вас интересует?
– В основном каменный век. Это продиктовано условиями нашего крупного проекта, который стартовал в прошлом году и рассчитан на три года. Мы получили на него мегагрант от российского правительства. Вообще на такие проекты выделяют по 90 миллионов рублей, но нам, к сожалению, финансирование сократили до 60 миллионов. Возглавил проект и новое подразделение – Лабораторию геоархеологии Байкальской Сибири – известный ученый, профессор археологии Анджей Вебер из канадского университета Альберты в городе Эдмонтон. С этим университетом у нас давние связи. В области археологии мы сотрудничаем уже в течение четверти века.
– Вы исследуете весь каменный век или какие-то его периоды?
– Археолог не должен зацикливаться на каком-то одном отрезке прошлого. Нас интересуют как ранние отделы каменного века (средний и верхний палеолит), так и поздние (мезолит, неолит). Наиболее интенсивные работы ведутся по новому каменному веку, потому что российско-канадские исследования на протяжении долгого времени были сосредоточены на изучении жизни неолитических охотников-собирателей, их хозяйства и культуры, в первую очередь населяющих некогда Приангарье и Прибайкалье. Одновременно с этим мы изучаем и более поздние периоды человеческой истории: бронзовый, железный века и даже средневековье. Но основная цель проекта – создание электронной базы больших объемов данных по каменному веку, так называемой Bigdata, на основе материалов Байкальской Сибири. Это будет принципиально новый для российской археологии исследовательский инструмент.
– С чего вы начали свою работу в прошлом году, когда стартовал проект?
– К сожалению, поздно выехали в поле. Пока оформляли бумаги для получения гранта, ждали деньги, потеряли много времени. Сразу приступили к раскопкам у моста через реку Китой на местонахождении, которое так и назвали – Китойский Мост. На глубине около четырех метров обнаружили археологический комплекс возрастом около 18 тысяч лет. Это финальный этап палеолита. За точность даты мы ручаемся. Похожие комплексы нам, конечно, известны, но в таких условиях они найдены впервые. Любопытно, что каменные орудия, обнаруженные на стоянке, имеют аналоги в материалах палеолитических стоянок среднего Енисея. Это дает нам новую пищу для размышлений при обсуждении проблемы расселения древнего человека в регионе. В этом году Китойский Мост порадовал новой находкой – куском графита со следами трения.
– Интересно, как вы вышли на этот объект?
– Случайно. В районе Китойского Моста геологи проводили работы и в процессе зачистки обнажений нашли несколько артефактов. Сообщили нам, мы заинтересовались находками и провели первые раскопки.
– Случайность в вашем деле всегда присутствует или есть определенные методы поиска, которыми вы пользуетесь?
– По-разному. Например, стоянка Усть-Белая, на которой мы работали в прошлом году, известна уже давно. Еще Михаил Михайлович Герасимов в 1928 году собрал там первый подъемный материал. Копал он ее и позже, в 1930-е годы, а в конце1950-х ему помогали молодые студенты госуниверситета Герман Медведев, Михаил Аксенов, Владимир Свинин, Галина Зайцева (Георгиевская), Прокопий Коновалов, ставшие со временем известными археологами. Позднее раскопки велись силами Иркутского госуниверситета, Иркутского пединститута и Иркутского краеведческого музея.
– А что вы там надеялись найти после целой армии археологов, которая прошла по тем местам?
– Тот участок, на котором мы работали, ни разу не раскапывался. Он расположен на высокой пойме Белой, его периодически затапливало водами Братского водохранилища. В последние годы вода начала уходить, и пойма обнажилась. Мы обнаружили там следы охотничьей стоянки с остатками кострища, керамическими сосудами, наконечниками стрел и другими орудиями и уже получили первые датировки, которые позволили нам отнести стоянку к среднему этапу неолита. На другой, более высокой поверхности, мы изучали комплексы конца палеолита, для которых характерными являются орудия рыболовства, наконечники гарпунов, украшения в виде каменных и костяных подвесок.
– Почему еще Герасимов обратил внимание на это место?
– Удобное для жизни людей каменного века. Кем они были? Охотниками-собирателями, проводившими большую часть времени в движении. Посещать место у слияния двух рек, Белой и Ангары – значит, обеспечивать себя в изобилии рыбой. Здесь же они могли и охотиться. Это обстоятельство притягивало людей к этому месту и в поздние времена. Оно посещалось на протяжении многих тысяч лет. И следы этих стоянок размещаются в земле послойно: в самом низу – палеолит, выше – мезолит, за ним неолит, еще выше бронзовый и ранний железный века. Настоящее сокровище для археологов.
– Где вы еще охотитесь за каменным веком?
– Одним из наших отрядов под непосредственным руководством профессора Анджея Вебера на Байкале изучены новые захоронения неолита, а мы второй год занимаемся раскопками и изучением геоархеологических разрезов в районе деревни Буреть Боханского района. Это та знаменитая Буреть, которую еще в 1936 году открыл Алексей Павлович Окладников, когда искал древние погребения по берегам Ангары. Он случайно обнаружил каменные плиты, начал раскапывать и наткнулся на палеолитический комплекс, вероятно, древнее жилище. Позднее он продолжил раскопки на этом поселении. Там, помимо орудий, костей мамонта, носорога, бизона и северного оленя, были найдены уникальные женские статуэтки, выполненные в том числе из бивня мамонта. Они известны всему миру, выставлены в крупнейших российских музеях. Надеялись найти остатки поселения, но жилищ пока не обнаружили. Есть вероятность, что они уничтожены в результате деятельности вод Братского водохранилища.
– Значит, сезон прошел впустую?
– Нет, не впустую. Мы получили новые материалы по палеолиту, но они, возможно, даже более древние, чем буретские поселения. Точно пока сказать нельзя, так как они еще не полностью обработаны. Кроме того, совместно с геологами мы сделали разрез высокого берега, чтобы получить данные о природных процессах, происходивших на этой территории в древности, а в процессе геофизической съемки обнаружили на графиках аномалии – какие-то твердые крупные объекты, скрытые под землей. Решили проверить одну из них и обнаружили погребение. Небольшая каменная кладка, а под ней, в маленькой овальной ямке, был захоронен ребенок примерно десяти лет. И находился он в могиле в интересном положении – сидя.
– Эта поза нехарактерна для древних захоронений?
– В 1970-х годах в устье реки Белой был изучен могильник Шумилиха. Там тоже были обнаружены «сидячие» захоронения, которые датируются ранним бронзовым веком. А вообще, погребальный обряд этого времени был разнообразен. Встречаются разные положения умерших: одни лежат на спине, другие – на боку, в позе эмбриона, а третьи вот так – сидя. А над ними – каменная кладка.
– Указывала место захоронения?
– Да, и это тоже. Но еще одной функцией кладки является защита от животных-падальщиков, которые разрывают могилы. Сооружение такой конструкции необходимо, когда захоронение совершается на небольшой глубине. Если в неолите мы такое встречаем далеко не во всех случаях, то в бронзовом веке это уже вошло в традицию, которая была повсеместно распространена у нас в регионе.
– А какую позу умершего археологи предпочитают?
– Когда скелет лежит горизонтально, а кости находятся в анатомическом порядке, с ними легче работать. А у «сидячих» скелет со временем под тяжестью грунта деформируется, кости накладываются друг на друга, и их довольно трудно расчищать.
– Кроме останков людей в захоронениях что-то еще находили?
– Уже в раннем неолите видим, что умершим клали в могилы орудия, скорее всего, это было связано с их профессиональной деятельностью. У одного – нефритовые тесла для обработки дерева, у другого – целый набор рыболовных орудий (наконечников гарпунов, крючков). В могиле, о которой я говорил, ничего не было. Возможно, это напрямую связано с возрастом погребенного. Этот ребенок, видимо, еще не овладел профессией и не обзавелся соответствующим инструментом, которым его можно было снабдить для загробной жизни. Не было у него и украшений.
– Но в каменном веке изготовить инструменты, наверное, было трудно, зачем же зря закапывать их в землю?
– Не так уж трудно. Например, нефрит, из которого изготовляли тесла, топоры и украшения, легко обрабатывается. Он вязкий, но хорошо поддается распиливанию, шлифовке и полировке. Для изготовления других орудий брали кремень, аргиллит, кварцит, мягкие породы, которые также довольно просто обрабатывать. А предметы клали в могилу, очевидно, веря, что все это человеку может пригодиться в другой жизни. Кроме того, мы не знаем наверняка, какое отношение у древних было к чужим вещам. Может быть, их просто нельзя было забирать у покойника. В захоронениях мы встречаем и неиспользованные орудия труда. Некоторые археологи считают, что их специально изготавливали для погребения. Но у нормального охотника или рыболова должен иметься целый набор инструментов и про запас. Много вопросов, на которые пока нет окончательных ответов. Искать их – увлекательнейшее занятие.
– Многие разделяют вашу точку зрения?
– Людей надо увлечь, тогда они станут твоими единомышленниками. Мы уже второй год при поддержке гранта проводим полевую геоархеологическую школу для студентов и аспирантов на Белой. Не только читаем лекции, но и проводим мастер-классы по расщеплению камня, изготовлению каменных и костяных орудий, керамических сосудов и шнуров из растительных волокон и жил животных. Мы располагаем фрагментарными знаниями о древних технологиях, но здесь нам на помощь приходит эксперимент. Выдвигаем гипотезы и начинаем их проверять. В этом году, например, наши молодые специалисты проводили мастер-класс по изготовлению составного рыболовного крючка китойского типа. Такие крючки разных размеров мы нередко встречаем в ранненеолитических погребениях. Маленькие могли использоваться для ловли на рыбу, которая ходит у дна, а большие, достигающие семи-восьми сантиметров, могли ставиться на переметы. Они состоят из каменного стерженька с выступами на обоих концах и костяного жала, который крепится к стержню.
– А как крепится?
– В этом-то и суть. Жало и стерженек, конечно, находили лежащими рядом, и было понятно, что они каким-то образом скреплялись. По этому поводу было много гипотез, предполагавших, в том числе, использование деревянного посредника между ними. По основной версии жало привязывалось к стерженьку. Наши молодые ученые проверили все способы и пришли к выводу, что он действительно привязывался шнуром. И в подтверждение своей гипотезы изготовили один такой крючок и даже опубликовали в научном журнале статью по технологии его изготовления.
– Интересно, каким образом они сумели его привязать?
– При помощи специального клеевого состава на основе сосновой смолы. При проверке крючок выдержал статическую нагрузку, равную 13 килограммам.
– А попробовали поймать на нее рыбу?
– Сейчас такой крупной рыбы нет, чтобы поймать на этот крючок (смеется). Тогда ее было больше, и ловить было проще.
Читать подробнее: Общественно-политическая газета «Областная»
