Руководитель Национального центра научных исследований Франции Антуан Пети — о совместных проектах с российскими учеными
Несмотря на санкции в отношении России, научное международное сотрудничество продолжается и даже расширяется. Национальный центр научных исследований Франции (CNRS) и Российский фонд фундаментальных исследований совместно финансируют работы по изучению климатических изменений Арктики и Антарктики, физике частиц и другим актуальным направлениям, рассказал «Известиям» президент и генеральный директор CNRS Антуан Пети. Он также объяснил устройство французской науки, оценил уровень российских ученых и возможность дальнейшего взаимодействия в условиях санкций. Разговор состоялся в рамках прошедшего в Сочи форума «Наука будущего — наука молодых».
— Сколько ученых работают в CNRS?
— CNRS — очень крупная государственная организация, мы занимаемся всеми отраслями науки. У нас 32 тыс. сотрудников, из них 12 тыс. заняты исследованиями. Плюс инженеры, техники и административный персонал, а также студенты, которые учатся и параллельно пишут диссертации. В структуру входят 10 тематических институтов и еще примерно тысяча лабораторий по всей Франции.
— Лаборатории большие?
— Разные. В среднем в них работает примерно по 100 человек. Но может быть и 15, и 70, в зависимости от тематики. Все лаборатории взаимодействуют с французскими университетами. Одни сотрудники лаборатории могут получать зарплату от CNRS , другие — от университета. Насколько я знаю, в России такой близкой связи между научными институтами и университетами нет.
— Вы замыкаете на себя всех ученых Франции или в стране есть и другие крупные научные организации?
— Мы закрываем все отрасли знания, но наш центр — не единственная научная государственная организация. Например, существует отдельный институт, который занимается медицинскими исследованиями, еще один — сельским хозяйством, есть отдельные военные лаборатории.
— А CNRS с военными сотрудничает?
— Да. Мы работаем с военными французскими агентствами.
— То есть часть разработок у вас закрыта?
— Закрыт очень маленький процент. Наши ученые могут выполнять заказы для военных или секретных отраслей, но нет полностью засекреченных сотрудников. Потому что очень сложно продвигаться по карьерной лестнице, если нельзя публиковаться и рассказывать о своей научной деятельности. Например, ученому приходится ждать 18 месяцев после того, как его промышленная разработка запатентована, чтобы опубликовать статью. Это уже тяжело. А с военными ждать бесполезно, потому что разработки засекречены навсегда. Ученым это невыгодно. По большей части мы выступаем скорее как научные консультанты, советники для военных.
— Какой процент ученых CNRS занимается чисто фундаментальными исследованиями?
— Не знаю и не хочу знать. Не ведем такой статистики. Нельзя посадить каждого ученого в свой домик: вот этот занимается фундаментальными исследованиями, а этот — прикладными. Мы считаем, что фундаментальные исследования должны перетекать в прикладные и наоборот. Например, три наших нобелевских лауреата — Альберт Ферт, Жан-Мари Лен и Серж Арош — были очень плотно связаны с промышленным прикладным сектором.
— Какие направления исследований во французской науке и вашей организации развиты особенно?
— Не могу выделить какую-то одну область. Практически по всем направлениям мы имеем лучших специалистов, работающих на мировом уровне. Дело в том, что мы сумели создать хорошие условия для ученых. Например, им не нужно преподавать. Точнее, они могут это делать, если сами хотят, но такой обязанности у них нет. А значит, любой исследователь имеет возможность уехать на несколько месяцев за границу. Это важное условие для научной деятельности. Поэтому многие профессионалы стремятся к нам. 30% наших ученых — не граждане Франции. Мы нанимаем лучших ученых по всему миру.
— Какие направления в российской науке вы считаете сильными, чем наши ученые могут быть полезными CNRS?
— У вас, конечно, очень развитая в научном плане страна, есть много сильных ученых в разных областях. В первую очередь я бы назвал физику и математику, где у вас давние традиции. Чем мы друг другу можем помочь? Создавать условия для сотрудничества, чтобы высококлассные ученые наших стран могли работать вместе.
— Вы, конечно, знаете, что в отношении России введены санкции. Не мешает это научному взаимодействию?
— Несомненно, политические моменты присутствуют. Но наше сотрудничество давнее, многолетнее и очень успешное. Конечно, наука — это часть общества, мы не можем сказать, что не хотим ничего понимать про политику, санкции и т.д. Однако можем постараться, насколько это возможно, развивать сотрудничество, несмотря на политические разногласия наших стран. Мы ведь и в жизни, когда с кем-то дружим, можем быть не во всем с ним согласны и всё же продолжаем дружить. Думаю, здесь должен быть похожий подход. Мы продолжаем научное сотрудничество, а политики пусть разбираются на своем уровне.
— Но ведь по некоторым направлениям сотрудничать будет совсем невозможно.
— Мы решили уделить большее внимание фундаментальной науке. В исследованиях, касающихся промышленного применения, действительно могут быть проблемы, но по фундаментальным изысканиям у нас большое поле для коллаборации. Два наших президента однозначно дали понять, что, несмотря на политические разногласия, в плане науки нашим странам сотрудничать стоит.
— Между российскими научными организациями и CNRS подписан ряд соглашений. Что будете делать в ближайшие годы?
— У нас уже 20 лет действует соглашение с Российским фондом фундаментальных исследований, мы продлили его на следующий период. Этот документ охватывает все области науки. Подписано соглашение о совместных исследованиях Арктики и Антарктики, связанное с изучением изменения климата. Также собираемся развивать совместные исследования физики частиц. Это важно, ведь буквально через несколько лет начнутся работы по созданию нового большого адронного коллайдера, и поскольку у России и Франции уже есть совместные разработки в этом направлении, нам выгодно объединиться.
— А почему французам так важны исследования Арктики и Антарктики?
— Вы думаете, почему мы сидим в Каннах под пальмами, а думаем об Арктике? Как раз в Каннах и имеет смысл об этом думать. Потому что если произойдут необратимые изменения климата и начнется серьезное глобальное потепление, уровень моря поднимется и нас всех зальет. Лучше подумать об этом сейчас.
Читать подробнее: Известия
